Р. Романов - Как я съездил в Чэньцзягоу

Р. Романов

Как я съездил в Чэньцзягоу

            Начало было в лучших традициях. Зарегистрироваться на рейс СПб – Пекин удалось в последнюю минуту (деньги дома забыл), возникла проблема с секьюрити, симпатичная девушка – пограничник, не сразу пропускала, взяла телефончик (может быть, своим страшноватым видом я произвел на нее неизгладимое впечатление, а может и правда хочет заниматься ушу (так и не позвонила)). В Пекине, на удивление, прохладно для этого времени года, идет дождь. Сомнамбулой прошлялся по городу (разница во времени + ночной перелет), опоздал на поезд в Шицзячжуан, пришлось ехать на следующем. Жена Ван Сяна Ван Пэйюй с дочкой и дочкиным бойфрендом встретили как родного – накормили китайской вкусняшкой, выделили отдельную комнату (из двух имеющихся). Утром не будили аж до 10.30 (без преувеличения можно сказать что все китайцы встают в 5.30, максимум в 7.00, так что по их меркам я дрых до трех часов дня). Ма Хуна в Шицзячжуане нет, зато есть Ян Хэфа, «ученик внутренних покоев» (в смысле особо приближенных) Ма Хуна и директор Шицзячжуанской школы тайцзицюань семьи Чэнь. У меня к нему ксива от Ван Сяна и доброе слово Ма Хуна в оказании всяческого вспомоществования в подготовке к участию на соревнованиях по Чэнь тайцзицюань в Чэньцзягоу. 

            Шицзячжуан – самая большая «деревня» в мире (в переводе на русский, «Шицзячжуан» это «Деревня Семьи Ши») с населением в четыре миллиона человек, или около того. Исторически сложилось так, что названная деревня находилась в очень важном стратегическом положении от столицы (Пекина) и здесь дислоцировались всякие воинские гарнизоны со своими инфраструктурами, годы шли, народ обживался, население росло, в итоге Шицзячжуан стал столицей провинции Хэбэй.  Шицзячжуанская школа тайцзицюань семьи Чэнь находится в районе Чжода г. Шицзячжуана, это самая его юго-восточная окраина. Красотища, котеджный район, воздух, народу не много – тренируйся -  не хочу. Чем мы сразу по прибытии и сдаче меня с рук на руки и стали заниматься. Быстренько составили соревновательный комплекс, хотя нет, вру – комплекс уже был составлен до меня. По нему готовится один итальянец, ученик Ян Хэфа в миру Микеле, а для посвященных Ян Чжэнъу (Ян (по фамилии Ян Хэфа) Истинный В Боевом), во как! Сейчас, видимо, стало модным давать китайские имена ученикам – европейцам. Симпатяга парень, трудяга, скромный,  26 лет. Общаемся на китайском. Мы, каюсь, языкам не обучены, по-китайски только «моя твоя хотеть ходить кушать», ну или в том же духе, по-английски ни бильмес, тем паче по-итальянски. Ну, ничего, проблем нет, общаемся. Нас бледнолицых братьев, думаю, верст за триста в округе всего двое и есть. Для начала Ян Хэфа устраивает небольшой экзамен на знание названий поз первой и второй формы, а вместе с этим и знакомство с будущим соревновательным  комплексом, коим мне предстояло привести в буйный восторг представителей чэньцзягоусской общественности (шутка). Дело было так: делай  юйбэйши - раз, делай цзиньган дао дуй – два, делай фань хуа у сю – три, и т.д. и т.п. на пять положенных по протоколу минут. Я старательно выполнял требуемое и, в нужных местах, громко топал ногами, дабы произвести впечатление на присутствующих.

            При школе имеется гостиница типа «общага», номера на две персоны, удобства типа «сортир» в коридоре, зато не дорого (25 юаней ночь), короче, жить можно. Мик…, пардон, Ян Чжэнъу живет как принц датский по здешним условиям, один в номере с телеком и DVD-шкой. На ночь глядя мы смотрели учебные диски с участием Ян Хэфа. Грамотный мужик. Он обучался тайцзицюань сначала в 1991 году в Чэньцзягоу, с 1992 года у Ма Хуна. Движения в комплексе один в один как у Ма Хуна, но «деревенское» наследие все же просматривается. Но это нормально, нет одинаковых людей, нет одинаковых форм, важно, что все принципы соблюдены. А еще Ян Хэфа прибольно дерется. Несколько позже описываемых событий он объяснял вашему нерадивому покорному слуге удар янь шоу гун чуй (это кулаком в пузо или еще куда придется). Хвастаться не стану (жесткий цигун и прочее физическое здоровье), но как пузо не напрягать, как не стараться смикшировать удар, боль все равно проникает до внутренностей, до самого позвоночника, после этого становится как-то неуютно, хочется домой, где тебя любят, не бьют и не обижают. А ведь бьет-то несильно, так, чтоб не травмировать заморского гостя и невзначай не покалечить. А еще Ян Хэфа, не особо взирая на заслуги и возраст вашего покорного слуги, неоднократно увесисто шваркал его бренное тело об землю, хорошо, что не об асфальт, в целях наглядности, доходчивости и правильного восприятия изучаемого материала. Как говорится, мастерство не пропьешь (хотя сомневаюсь, чтоб Ян Хэфа употреблял).

Шицзячжуан, школа, местный абориген

Ваш покорный, и не по годам мудрый, слуга перевел часы не на 4 часа вперед на китайское время, как положено, а на два. Вследствие чего, по утру, его раздирало вполне уместное любопытство, – а где, собственно, народ-то, сказано - подъем в шесть ноль-ноль, я как штык, а тут темнотища и ни гу-гу. Пришлось потеть в одиночку. Через два часа стало собираться заспанное и еще теплое с постели население, а ваш покорный слуга уже был порядком ухайдоканный. Пришлось делать то же самое, но уже вместе со всеми. Через полчаса после завтрака, опять мил друг, будь любезен под светлые очи Ян Хэфа, они будут тебя всячески обучать, для твоей же пользы, часик – полтора не больше. После обеда и отдыха не выйти на площадку для занятий плохой тон, еще подумают, что мы сачки, мы не сачки, мы очень даже втянулись. До того, что и вечером попрыгать смогём за милую душу. Это в Питере тренировка это хоть и не большое, но событие. Сходил в зал на пару часов и себя уважаешь, если на четыре – ты уже герой, Мата Хари не иначе. Здесь народ не заморачивается, делает себе спокойно свое дело, часы не считает, устал – присел, занялся чем ни будь другим: потолкался, помахал длинным шестом, мечом, посидел, рассказал анекдот, повторил перед зеркалом трудные моменты, поел, отдохнул, опять позанимался – все органично, все в тему, они подвигов не творят, они так живут. На самом деле распорядок следующий: в 6.00 типа разминки, после минутного кручения мослов и суставов три раза первая и один – два раза вторая формы, (некоторые маньяки еще делают оружие); в 7.00 завтрак и чуть-чуть отдых, Ян Хэфа на пример Железного Феликса, уже впрягается в процесс безо всякой передышки (я лично дрыхну полчаса); с 9.00 до 12.00 первая тренировка: форма, туйшоу, новый материал по той и дугой темам, с 12.00 до 15.00 хавай, спи – отдыхай, слова дурного никто не скажет (здесь я тоже немного отлетаю в страну Морфея, ничего не поделаешь, после трех циклов жесткого цигуна вошло в привычку); с 15.00 до 18.00 вторая часть Марлизонского балета – точная копия предыдущей тренировки с вариациями; после 21.00 полчасика – час неинтенсивных телодвижений на сон грядущий. С утра все по-новому. Мне такая жизнь очень даже по душе.

            Мы делим наше скромное жилище с неким дусиком из Ляонина по фамилии Юй, имени я, разумеется, не помню, у меня и с запоминанием русских имен нелады. Дусик приехав, надевши красивое кимоно, надув для пущей важности щеки, стал показывать чего умеет. Странновато как-то, ну, думаю, Китай он большой, в Ляонине оно так может и сойдет. Ан нет, Ян Хэфа развеял мои сомнения и без ложных сантиментов объявил все это полным фуфлом, пролив бальзам на душу и заставив в тайне гордиться моей скромной осведомленностью в тайцзиционерских делах. Дусик давай оправдываться, мол, так и так, сам учил по книжкам, вот, дескать,  дерибас и вышел. Давай с ходу переучиваться, само собой ничего не получается. Научиться можно быстро и относительно легко, а переучиваться в сто раз дольше и труднее. Бросил он это неблагодарное дело и пришел ночью в наше скромное обиталище изрядно выпимши. Странные люди, никакая книжка и даже сто никогда не заменят живого слова и наглядного примера учителя. Даже если он ничего не говорит, а делает, он уже создает некую ауру, тем самым тебя учит (люди сведущие меня поддержат), это не заменит никакая, пусть даже самая толковая книга. Ему, дусику, тут дороги полтора дня, а он там у себя в Ляонине ерундой занимается. Зато кимоно у дусика красивое, чистый шелк. А, впрочем, все как у нас.

            А еще приезжали с ночевкой какие-то важные дядьки с тётьками числом до десяти. Встали рано, одели сверкающие одежды, ну думаю, щас как напокажут чудес, в век не забуду. Ожидания не оправдались, дядьки пофоткались в разных ракурсах и в разных вариациях кто с кем, переоделись в гражданку и отбыли в неизвестном направлении.

            Как еще говорил всенародно известный пес Шарик из Простоквашино «все бы ничего, только лапы ломит и хвост отваливается», это про меня. В пять утра, (кой черт меня подкинуло? чтоб я в Питере так вставал), рота подъем! На площадке тихо, птички поют, красота! Только ноги чего-то не ходят и коленки плохо гнутся. Это, наверное, пиво питерское ни в какую не хочет покидать организм, хотя уже давно пора. А может это и после давешних утренних (не говоря уж о дневных и вечерних) не в меру активных экзерсисов. В связи с этим, а может и по причине природного упрямства (типа мы круче, на самом деле, чтоб не позориться), ваш покорный слуга упражнялся в отрыве от основного коллектива. Коллектив – это местные (шицзячжуанские) пацаны, а в данном случае и приезжие с разных уголков Поднебесной, а также бодрые бабуси, дедуси, мужички и тётьки, прошедшие обучение в вышеназванной школе Чэнь тайцзицюань во главе с Ян Хэфа. Бабуси с дедусями приносят с собой увесистый арсенал (сабли, мечи, копья, алебарды), после троекратного исполнения первого и однократно-двоекратного исполнения второго комплексов машет всем вышеперечисленным на пример геликоптеров, а еще пенсионерами называются. Ваш покорный, не по годам трудолюбивый, слуга следовал наставлениям классиков и словно одинокий горный орел взмывал высоко в небеса и падал в пучину бездны (это метафора, правда, на негнущихся ногах получалось не то, чтобы очень, скорее наоборот). А еще я сочинил себе отмазу по поводу халявной тренировки, мол, мой итальянский друг с китайским погонялой позорным образом вааще проспал и не проявился, капиталист проклятый. Хотя ему, между нами, можно, ему тут до сентября кантоваться (в смысле тренироваться, он сам мне сказал, завидую, конечно, чтоб я так жил). А так, в общем и целом, жизнь входит в приятный для меня

Коллектив

оборот. Здоровый сон,  хорошая физподготовка, очень вкусная, обильная и не дорогая еда (на окраине Шицзячжуана это вам не в центре Пекина, раза в три дешевле будет), морда от этого становится румяной и гладкой. Никакого бухла (правда мой бледнолицый друг намекал, типа по пивку за знакомство, но я зыркнул гневными очами и изобразил оскорбленную невинность (в смысле трезвенности)). Никаких вам представительниц прекрасной половины человечества, которые могли бы отвлекать от процесса (тутошние барышни слегка страшноватые, на очень больших любителей, ну это так, к слову, в принципе некрасивых женщин не бывает). Короче, знай себе, расти над собой и над остальным человечеством в деле тайцзицюаньской теории и практики. Монастырь Шаолинь, да и только.

Ян Чжэнъу и незнакомка

Нежданно-негаданно ваш покорный, не заслуживающий особого внимания слуга стал участником китайско – корейско - японского форума на фоне тайцзиционерской дружбы. В это время в Шицзячжуане проходил какой-то то ли съезд, то ли фиг его знает, что по поводу  тайцзицюань и его всемирного и всенародного шествия, а также распространения оного в границах вышеназванных держав, и за их пределами. За физиономию (больше не за что) мне и моему и красноволосому напарнику выдали по значку и посадили на какие-то почетные места, видимо изображать глобальность и международность происходящего, поскольку на сто верст в округе таких физий не сразу сыщешь.

С самым серьезным выражением тех самых физиономий, мы, на пару с моим визави, с кем-то ручкались, кому-то кивали головами, не забывая при этом  для солидности хмурить брови. После речей, в стиле открытого партсобрания цеха № 50 Производственного объединения ЛОМО (ваш покорный слуга там когда-то трудился), китайско – корейско – японские товарищи стали изображать чудеса искусства тайцзицюань. К моему удивлению, (во всяком случае, у представителей из Хэбэя) наблюдалось некоторое засилье стиля У (от У

Ян Хэфа

Юйсяна), разумеется были представители стиля Ян. Не обошлось без «спортсменов», по откляченным задам и деревянности их ни с кем не спутаешь. Один дяденька – оригинал выполнял янскую саблю в быстром темпе, по моему личному, вероятней всего глубоко ошибочному разумению, лучше бы дома сидел, чай жасминовый пил. Японцы и корейцы выглядели весьма скромно, хотя одна японочка, по единогласному нашему бледнолицеевропейскому мнению, была очень даже недурна собой (в смысле природных, а не вновь приобретенных вследствие безукоризненного выполнения тайцзицюань, качеств). Злые дядьки – большие любители и пропагандисты стиля У (китайцы) демонстрировали личные достижения в туйшоу и всяко швыряли друг друга. В пылу вполне объяснимого энтузиазма своротили стол, где мы восседали с моим коллегой не совсем китайского происхождения, хотя и  являющегося счастливым обладателем труднопроизносимого китайского имени (чуть не пролили халявный чай, негодяи, чудом удалось спасти, годы тренировок, как ни как, реакция). Были и представители стиля Чэнь, на общем сонном фоне ребята шумно топали и резво брыкались. Круче всех был, разумеется, Ян Хэфа.

Японочка со товарищи

Так проходил день за днем, когда, наконец, настал тот самый, когда вся честная компания отправляется в Хэнань, точнее в уезд Веньсянь, а еще точнее в Чэньцзягоу. Грёзы и мечта последних десятилетий вашего покорного слуги. Публика набралась всякая. Шицзячжуанская школа тайцзицюань семьи Чэнь это вам не территориальный признак, в смысле не ограничивается жителями города Шицзячжуан. В данном случае здесь представлены пацаны из Хэйлунцзяна, Дайляня, Чэнду, из Шицзячжуана, пару теток из Гонконга, мужички с Тайваня, не говоря уж о почетном (шутка) представительстве из Питера и малоизвестного городка с Аппенинского полуострова, которые в количестве рыл тридцати - сорока садятся в автобус и с песнями едут на юг из Хэбэя в Хэнань навстречу новому и неизвестному.

Ехать не далеко – часов пять или шесть. Трассы в Китае странные – машин мало. Легковых авто практически нет, одни траки, и то не много. Причина – дороги платные, грузовые пытаются проехать окольными путями и не платить, на легковых ехать практически не выгодно, дешевле воспользоваться железной дорогой. К примеру, на машине от Пекина до Шанхая вы заплатите за дороги примерно 400 юаней, + бензин, + амортизация, + бессонница, за поездку на поезде вы отдадите юаней 500 и все.

До въезда в Вэньсянь делаем остановку, туалет там, кока-кола, чай, прочее. Кроме всего вешаем на автобус плакат со здоровенными золотым по красному иероглифами, мол, так и так, товарищи, едет шицзячжуанская школа Чэнь тайцзицюань, просьба не путать с какой то там шандрапой из Сианя и, не приведи господи, из какого ни будь Баоцзи.

Все действо, собственно, должно происходить не в Чэньцзягоу, это совсем маленькая деревушка, а в Вэньсяне, уездном центре, там имеются и спортивные сооружения, гостиницы и всякая прочая инфраструктура. Вэньсянь небольшой уютный городишко. По моим скромным наблюдениям живет за счет

Вэньсяньский рынок «Тайцзи»

тайцзицюань и ушу. Там имеется несколько школ тайцзицюань. Самая большая и известная - Чэнь Чжэнлэя, рядышком с Дворцом Ушу, где проходят всякие соревнования по тайцзицюань, в Чэньцзягоу (это в 4 – 5 км от Вэньсяня) обосновался Ван Сиань (школа рыл на 200 – 300), младший брателло Чэнь Сяована Чэнь Сяосин тоже практически построил школу на пару – тройку сотен рыл. Растет молодое поколение, которому тоже хочется денег, Чэнь Эрху и иже с ним, у них тоже есть площадки для занятий. Со всего Китая, не говоря об иностранцах, люди приезжают на историческую родину тайцзицюань, дают денег и думают, что близость к географическим координатам даст им всю полноту и глубину, пусть себе думают. Еще есть какая-то школа по ушу, здоровенная, сам видел, дом этажа в три, может в четыре (сосчитать лень было).  На северном въезде в город – площадь, на площади стела с тайцзиту (схема тайцзи), центральный универмаг называется «Тайцзи», есть «Общественный парк тайцзи», есть рынок с названием, как вы уже догадались, «Тайцзи». Со всех рекламных щитов на вас смотрят Чэнь Сяован и Чэнь Чжэнлэй, а также какие-то личности, вероятно менее известные представители местной фауны, в кимоно и в позах с предложениями покупать за недорого всякие материальные ценности и блага. Зато здесь вы можете заниматься где угодно и когда угодно. Ваш покорный слуга, например, упражнялся на тротуаре у гостиницы, прохожие посматривали с интересом, но скорее не на то, что я делаю, а на то, как делаю. Тайцзицюань здесь знают все и не по учебникам. По случаю соревнований полгорода разгуливает в разноцветных кимоно, никого здесь это не смущает. У нас бдительные граждане моментом бы вызвали скорую помощь и ментов для усиления, дабы скрутить, схомутать и определить в дурку, оградив общество от опасного маньяка, совершающего непонятные пассы в общественном месте.

По улицам ходила…

Утро туманное, утро седое

В общем, тут неплохо, жилье – копеечное (30 юаней в день), еда, по нашим понятиям вообще смешные деньги. Ваш покорный, не страдающий отсутствием аппетита, слуга по незнанию тутошних цен зашел в ресторан. По скромному заказал того – сего, рыбки – свининки, говядинки там, салатиков, в общем и целом юаней на 50 (по нашему рублей на 200, это в ресторане то). Обслуживающий персонал (официанты, повара, бухгалтеры) подвалил и с нескрываемым интересом (уборщицы тоже подошли) посмотрел, что ж за триглодит такой притопал. Я сижу, ничего такой, солидный, жду заказа, несут, ёлы - палы, что ж такое, корыто с рыбой, тазик со свининой, к говядине полагаются блинчики с соусами и прочей ерундой на отдельной посудине с половину моего письменного стола, супчик в супнице размером с ведро, про салатики вообще молчок, съесть их в один присест можно только после продолжительного и вынужденного голодания. Употребить все это благолепие в одиночку все равно, что с крейсером Аврора на плечах взобраться на Эверест. Дело в том, что в Китае не принято ходить в рестораны по одиночке, все больше компаниями, а блюда изрядными  порциями подают, рассчитанными на коллектив. До сих пор жалею, что не удалось слопать в одно лицо всю эту вкуснотень.

За кулисами

Народу на состязания, по нашим меркам, приехало немеряно. 74 команды со всех концов Поднебесной рыл по 20 – 30 в каждой. Впрочем, по китайским меркам это так, средненько. Иностранцев трое: Ян Чжэнъу (хотя это имя ему не идет, с виду -  Микеле - Микелем, или Миша), девочка Оля (из Питера, учится в Шанхае, бывшая ученица Андрюхи Середнякова, бляха-муха, до чего же тесен мир!) и ваш покорный слуга. Так что, с натяжкой, можно назвать тусовку международной.  Все мероприятие проходит во Дворце Ушу, директором которого в свое время был Чэнь Сяован, пока не свалил за рубеж в поисках лучшей доли. Поскольку здание, скорее всего, на госдотациях, то выглядит изрядно обшарпанным: стекол ровно половина, ковер в дырках, в зале для занятий туйшоу пол провалился, денег в него никто не вкладывает. Зачем? Здесь у каждого своя школа построена или строится. Через забор школа Чэнь Чжэнлэя. Там живут и трудятся пацаны - китайцы, с которых гонят по семь потов в стиле армейского спецназа, сам видел. С кем-то даже сфоткался.

Мелочь пузатая, а туда же…

В президиуме сидят Ма Хун с дедушкой из Пекина по фамилии Фу, благообразный такой старичок, с седенькой китайской клиновидной борордкой (по непроверенным данным соученик Ма Хуна у Чэнь Чжаокуя), Чэнь Сяосин (младший брат Чэнь Сяована), симпатичные старички из Чэньцзягоу (не решусь сказать кто именно, по фильмам и книжкам видел, а так, кто есть кто не в курсе), всякий чиновный люд от спорта провинции Хэнань с печатью серьезности и ответственности за происходящее на лицах. Все ведут себя демократично – раздают автографы, позволяют себя снимать (особый аншлаг, естественно, у Ма Хуна и дедушки Фу). Короче, все чинно, благородно, оркестр там, в красных мундирах с лампасами и аксельбантами марши всякие лабает, шествие команд – участников с плакатами, парад судей, все в белом (судьи), солидол (в смысле солидно) одним словом.

Справа налево: Чэньцзягоусский старичок с кем то из  местных,

дедушка Фу, дедушка Ма (Ма Хун), Чэнь Сяосин и еще

 кто то очень знаменитый и не знакомый вашему покорному слуге

Я участвую в номинации формы без оружия (соревнования только по формам) среди мужиков среднего возраста (от тридцатника до полтинника). Номинаций, в общем-то, много, по возрасту, по видам. Это формы без оружия, с ним же, а его много всякого: мечи, сабли, парное оружие, копья, чуньцю дадао (алебарды такие, на вид немного жутковатые – китайцы, являются большими изобретателями на предмет кромсания нежной человеческой плоти), палки, и прочие предметы умерщвления. Ушу, как ни как, боевое искусство то есть. В зале свободных мест, естественно, нет. Местных на пушечный выстрел не пускают, все строго по пропускам. Кто что делал, я не видел – участники кантуются за пределами помещения, где проходят соревнования, на улице они (участники) разминаются, знакомятся, общаются. В зал запускают по 4 - 8 человек. Мужиков среднего возраста набралось 113 морд, ваш покорный слуга в их числе. С ним (вашим покорным слугой) здесь случился небольшой конфуз. Изначально, я никак не мог найти свое скромное имя в числе номинантов. Фиг их, думаю, знает, Китай как никак - заграница, разберутся там, что к чему. Разобрались любезнейшие. Им что Роман Романов, что Зоя Космодемьянская – по барабану, записали меня к девчонкам. Я ж не с китайским погонялой, типа Ян Чжэнъу, в заявке черным по белому писано: Романов Роман (Ломаньнофу Ломань), по китайским же понятиям иероглиф, озвучивающий мое скромное имя (Ло), считается женским (включаемый в женские имена), ну и записали меня к девчонкам. А чё такого, говорит один умник из присутствующих, у тебя  грудь есть  (это у меня грудные мышцы такие) и коса (это у меня прическа такая, под маньчжура опять же, в Китае во времена Чэнь Чансина модно было так носить, иначе – секир башка, не лояльный, стало быть, лигитимной маньчжурской власти, а на самом деле, между нами, все это - чистые понты, чтобы девушек завлекать) за девчонку сойдешь, может, и займешь среди них почетное призовое место. Все вокруг, понятное дело, ржут и тычут пальцами. Ну, ты остряк, думаю, рихтануть тебе причиндалы, или глаз на седалище натянуть, или просто порвать как мартышка грелку, чтоб не умничал и не выставлял гостя в дураках. Опять же, думаю, заграница - заметут, посадят, перед коллективом неудобно как-то. Мужик, надо отдать ему должное, смекнул, что дело попахивает керосином, сделался вдруг неинтересным и незаметным для окружающих и сдриснул, так и не дав додумать думку. С такими вот шутками-прибаутками ваш покорный слуга вышел на ковер и сплясал вприсядку.  Китайцы хлопали. Какой-то мужик - америкос подошел, пожал руку, сказал американские слова, типа «гуд джоб». На короткое время ваш покорный слуга стал популярным и фоткался с разными незнакомыми людьми по их же просьбе. Самым приятным и неожиданным было то, что подошел дедушка (Ма Хун), хлопнул по плечу и сказал, что моя пляска святого Витта, которую я почему то называю тайцзицюань, выглядела не так жутко, как всегда (это похвала, безукоризненного исполнения быть не может в принципе, по крайней мере, пока жив учитель, тьфу-тьфу-тьфу три раза).

Ваш покорный слуга во всей красе

В гостинице у нас номер на три персоны: как вы уже догадались, на меня, моего давешнего соседа по комнате дусика из Дайляня по фамилии Юй и некоего парниши из Чэньду с красными (крашенными хурмой) волосами. У него еще физиономия такая неказистая, дурашливая какая-то (рыжий китаец, ну что может быть нелепей). Я его про себя «клоуном» прозвал. Приехал, такой, в Шицзячжуан, всем улыбается, сделал мне комплимент по поводу моего мастерства, дурак дураком, одним словом. Ведет себя скромно, не рисуется, чертила с Нижнего Тагила, что с него взять. Оказалось, у парниши солидный трудовой стаж: боец саньда (типа наших боев без правил не путать со спортивным саньда), шуайцзяо (типа вольной борьбы), шаолинь цюань (теперь любому неофиту известно, что это такое), чоу цзяо (очень подлая, с точки зрения европейца система, базирующейся на ударах ногами по нижнему (ноги, лоукики здесь отдыхают) и среднему (пах, живот) уровнях ударах ногами), как ни странно, даже каратэ и дзюдо (китайцы недолюбливают японские единоборства), и тайцзицюань стиля Чэнь, как логическое завершение всего вышеперечисленного. Парниша в шрамах от такой физкультуры. А я его в клоуны. Нужно почаще смотреть в зеркало, может быть там и клоуны и цирк Шапито в придачу.

Дворец ушу

 К Дворцу Ушу прилагается персонал, который ответственен за все действа, происходящие на его территории. К их числу относится некий Чэнь (в Вэньсяне, не говоря о Чэньцзягоу, все Чэни в кого ни ткни), он там какой-то то ли шурин, то ли деверь, то ли внучатый племянник всем известного Чэнь Сяована – бывшего чжанмэня (главы семейной школы, ей же избираемого) Чэнь тайцзицюань.

Здесь позволю себе отвлечься и рассказать о скандале с чжанмэнями тайцзицюань семьи Чэнь. После смерти Чэнь Факэ, как его прозвали в Пекине «Первого в тайцзи» в 1957 году, чжанмэнем, становится его сын Чэнь Чжаокуй, после его смерти в 1981 году лавры первенства переходят к Чэнь Сяовану, внуку Чэнь Факэ и прямому потомку Чэнь Чансина. В один прекрасный момент Чэнь Сяовану, видимо надоедает директорствовать (до этого он был простым рабочим) во Дворце Ушу в Вэньсяне и он ищет лучшей жизни за границами родного коммунистического Китая, становится невозвращенцем. Тайцзицюань стиля Чэнь в это время стремительно распространяется в Китае и за его пределами. Товарищи коммунисты видят, что не хорошо как-то получается, не по рабочекрестьянски, аполитичная личность, невозвращенец и одновременно с этим чжанмэнь всемирно известной школы, что на это может сказать высшее руководство партии, страшно даже представить. И делают чжанмэнем Чэнь Чжэнлэя (чжанмэнем может быть только человек с фамилией Чэнь), хотя тот и не прямой потомок Чэнь Чансина. Короче, возникла ситуация, возможно впервые за существование китайского ушу, когда при живом, избранном семьей, главе школы есть еще один чжанмэнь, назначенный начальством.

    Вернемся к более скромной персоне родственника всемирно знаменитого распространителя тайцзицюань. Он выполняет обязанности вроде секъюрити и мажордома в одном  лице. Гоняет лишних зевак от ковра и от президиума с начальством, носит чай, смотрит за порядком и прочим пропускным режимом. Чэнь очень нужный здесь человек. Китайцы, в силу своей общительности и экспрессивности, моментально могут превратить любое мероприятие в сущий бардак, но вместе с тем, уважительно относятся к командованию вообще и руководству над собой в частности, весьма охотно слушаются, если на них погромче кричать, иначе - беда.  Чэнь носит униформу  с красной повязкой на рукаве и страшно этим гордится. Кто бы сомневался, что он тоже занимается тайцзицюань. Нас знакомит небезызвестный дусик Юй из Дайляня, который является классическим тусовщиком и уже перезнакомился со всеми и вся вокруг, от нечего делать предлагает сгонять в Чэньцзягоу, а Чэнь тут же вызывается в гиды (не совсем бесплатно, конечно, но 50 юаней разве ж это деньги). Сказано-сделано, идем к автовокзалу, берем за 20 юаней местного бомбилу и едем. Попутно Чэнь говорит, что ему запомнилось мое выступление, мол, я смотрелся весьма убедительно. Врет, конечно. Не верьте китайцам, они вам наплетут до небес всяких приятностей, а про себя думают, вот ведь урод, обезьяна белая, а еще говорить умеет, и вообще, понаехали тут. Это все в силу своего великоханьского шовинизма, который ничем не вытравить уже 4 тысячи лет. Есть исключения. Ма Хун, например, тот никогда не хвалит, и от Ян Хэфа тоже слова доброго не услышишь, скорее наоборот, обзовут как ни будь, чтоб стимул был, а все потому, что люди они прямые и искренние.

Едем на юго-восток от Вэньсяня. Справа бесконечные поля с рисом, маисом, гаоляном, или каким другим сельхозугодьем, я в них ни пса не смыслю. Слева небольшая возвышенность, изрезанная поперек мелкими овражками. Вдоль овражков лепятся одинаковые, словно близнецы, пыльные деревеньки из красного и серого кирпича. Бомбила что-то говорит по поводу деревеньки Сицзягоу (Овраг семьи Си), может родом отсюда, бес его знает. В двух минутах езды уже окраины Чэньцзягоу (Овраг семьи Чэнь).

Вот оно, сбывается. Ваш покорный слуга стремился попасть сюда аж с года 82-го, когда впервые, выучил янские 37 поз Чжэнь Маньцина (ученик Ян Чэнфу) и прочитал про Ян Лучаня, как он, будучи в Чэньцзягоу подсматривал и тренировался, а потом прославился. В то время приехать в Китай было совсем нереально. Китайцы после америкосов у тогдашних рулевых трудового народа были врагами номер два. Занятия ушу (такого слова тогда еще никто не слышал, называли на американский манер «кунфу»), каратэ и прочим тэквондо было уголовно наказуемым действом. Нас однажды даже замели комитетчики в спортзале во время занятий тем же самым тайцзицюань. Никого, правда, не привлекли, так, составили протоколы и, вероятно, занесли в списки лиц, не вполне благонадежных советской власти. Шура Игнатьев, чемпион Ленинграда по каратэ 79-го года был тогда у нас тренером и наставником, выучил по книжке 37 форм Чжэнь Маньцина, проникся и показал нам. Я тоже проникся и навсегда влюбился в это дело. С полной уверенностью не могу сказать, что мне бесконечно жаль тех потерянных почти двух десятилетий, когда, наконец-то в моей жизни появились учителя, преподающие качественный тайцзицюань, в те годы я занимался другими интересными вещами у разных очень интересных людей, но всегда хотел заниматься именно тайцзицюань, особенно Чэнем.

Дусик и каменюка

На западной окраине Чэньцзягоу стоит что-то вроде кумирни, тут же каменюка, она же стела, с иероглифами, посвященная первому человеку, создавшему тайцзицюань Чэнь Вантину. В помещении стоят какие-то статуи, скорее всего, изображающие местных божков. Нужно встать на колени и попросить у них всякого покровительства и мастерства. Тетенька-служитель звенит в колокольчик, а дяденька бьет в барабанчик, это, наверное, чтобы до божков яснее доходили всевозможные просьбы и желания страждущих. Дусик тут же бухнулся на колени, сложил руки лодочкой и давай кланяться, наверняка клянчил чего-то. Мне тоже предлагали, отказался. Не то, чтобы я такой весь из себя православный, но как-то не по себе. Чего ради я буду просить посторонних, совсем не известных духов дать мне сил в успешном и скором освоении тайцзицюань? Лучше я уж по-простому, сам по себе впахивать буду, а дедушка меня подправит, если что не так, он хоть не бесплотный, и вполне доступно и понятно ругается. 

Дальше был огороженный серым кирпичом участочек, опять же с иероглифическими каменюками в честь памяти Чэнь Чжаопи, учителя вышеназванных деревенских (в пределах деревни Чэньцзягоу) цзиньганов (по-американски «грейд мастерс», а по-нашему великих мастеров) Чень Сяовна, Чэнь Чжэнлэя, Ван Сианя и Чжу Тяньцая. Слов нет, очень заслуженный был человек Чэнь Чжаопи. Правда, потомки не очень уж ухаживают за каменюками. Часть изваяний валяется на земле, надписи некоторых из них полустерты, и вообще, окурки и банки из под пива, колы и прочий мусор. Может быть, на самом деле там всегда чистота и порядок, просто мне не повезло. 

Чуть позже выезжаем на главную улицу Чэньцзягоу. Там находится главная достопримечательность – дом, в далеком прошлом принадлежавший Чэнь Дэху.

Чэнь Дэху двести лет назад состоял тут местным олигархом. Имел богатый дом, слуг. Чэнь Дэху был аптекарем. Держал контору по продаже лекарственных изделий в городе Юньняни. Бизнес шел неплохо, расширялся, требовался персонал. Однажды к нему местный босяк работяга - угольщик привел пацана лет десяти с просьбой взять в услужение с предоплатой трудов лет на десять – пятнадцать вперед, не очень дорого, поскольку деньги вперед и сразу. Был такой обычай у китайцев, продавать детей в услужение. Чэнь Дэху взял, люди нужны были. Пацан видимо, а звали его Ян Лучань,  был не промах, шустрый. Чэнь Дэху взял его обратно с собой в Чэньцзягоу, когда бизнес не задался, а быть может, просто на старости лет на родину потянуло, история об этом умалчивает. В Чэньцзягоу у Чэнь Дэху был большой  дом с садиками и обширным внутренним двором с беседкой. Глава же клана Чэней в те времена Чэнь Чансин промышлял охранником торговых караванов, рискуя здоровьем и жизнью за чужое добро, и попутно пополняя жизненный и боевой опыт в схватках с бандюганами с большой дороги, которые до того самого чужого добра были большими охотниками. Особых денег, судя по всему, не нажил, поскольку только и умел, что позвоночники крушить.  На старости лет решил передать сие умение потомкам, а места в доме нет, а у Чэнь Дэху навалом. Там всем обществом и стали упражняться. А тут шустрый Ян Лучань, естественно заинтересовался, что там за ботва такая прикольная, шумят, топают, после трудового дня опять же спать мешают. Стал подсматривать, проникся и начал втайне тренироваться. Сейчас есть некоторые оригиналы, и в Китае и у нас, оспаривающие сей факт. Мол, Ян Лучань сам пришел в Чэньцзягоу с мешком денег на обучение тайцзицюань, мол, никогда не был сыном угольщика, а являлся очень даже почетным и уважаемым гражданином города Юньняня. С какого такого перепугу Чэнь Чансин стал бы брать чужака? Семейное ноу хау китаец того времени не продал бы ни за какие ковриги, под пытками отпираться стал бы. Скорей всего, дело было так, пацан крутился, бегал туда-сюда, примелькался, за столько лет своим почти стал, Чэнем, от чего ж не поучить талантливого паренька. Ко всему прочему, у Чэней осталась купчая на Ян Лучаня, за которую сейчас Яны дают любые деньги, чтобы представить все в выгодном для них свете.

Ну вот, ваш покорный слуга опять увлекся, эта история давно уже всем набила оскомину. Если быть короче, Ян Лучань потом поставил на уши весь Пекин со всеми его мастерами и подмастерьями в придачу, и продвинулся в самые верхи. Кто бы сомневался, талантливейший был молодой человек и учителя у него были, дай Бог каждому.

По стопам великих

В бывшем доме Чэнь Дэху (собственно это не дом, а участок) сейчас что-то вроде мемориального музея. Китайцы поставили там статуи изображающие обучение и посвящение в приемники Чэнь Чансина Ян Лучаня, там же имеется коморка на втором этаже, где он вроде бы жил. На внутреннем дворе опять же бюст того же Ян Лучаня. Чуть левее просторный двор, где Чэнь Чансин дрессировал подрастающее поколение, чуть выше место заросшее кустами, откуда этот юноша (Ян Лучань) подсматривал за процессом. В задней части двора находится беседка. Посредине стоит обтесанный прямоугольный большой булыжник, что-то вроде штанги, сохранившийся, если наш доморощенный гид не врет, со времен самого Чэнь Чансина. Булыган весом в двести цзиней (100 кг). Его, опять же, чтоб мастерство привалило, нужно поднять насколько сможешь. Китайцы (дусик и родственничек всем вам известных Чэней) чуть оторвали сию ношу от земли, я же, прошу прощение за беспардонное бахвальство, поднял его до уровня груди и ждал, пока сей счастливый момент моей жизни не увековечат в виде фотографических снимков. Понты дешевые, по правде говоря.

«Здесь был Ян Лучань»

В Чэньцзягоу имеется что-то типа центральной площади с магазинчиками по периметру. Везде пылюка и грязища. Совсем как в моем родовом гнезде - селе Большие Ключищи Симбирской губернии, где Романовых в каждой избе пруд пруди. Здесь же (на площади то есть) встречаем Чэнь Сяосина (младший брат Чэнь Сяована), он тут крутится как белка в колесе, строит себе нехилое хозяйство. Говорят, очередная школа Чэнь тайцзицюань будет. Бог в помощь, тем более мужик он очень даже не простой, и очень даже грамотный.

Не смог не сплясать на святой земле

Совсем рядом с очередным будущим международным центром по просветительству в области тайцзицюань, можно сказать стена к стене, реставрируют, а может, и достраивают «Зал анналов семьи Чэнь». Несмотря на стройку и сопутствующий ей бардак, просматривается генеральная линия и задумка всего мемориала. В центре двора располагается каменная голова Чэнь Вантина, по обеим сторонам двора строятся галереи, в которых стоят стелы из черного гранита с именами знаменитых мастеров. Так, скажем на одной из стел спереди каллиграфически выбито имя и жизнеописание Чэнь Чжаокуя, сзади же выгравированы имена ближайших учеников, в числе которых можно прочитать и имя Ма Хуна. На задней части двора находится помещение, в центре, которого, располагается алтарь духов предков, у которого, судя по подушечке у подножья, можно что-то попросить, чем вездесущий дусик тут же не замедляет воспользоваться. Позади алтаря - здоровенная холщевая занавеска, спускающаяся от потолка к полу, на которой изображено все генеалогическое древо семьи Чэнь от основателя Чэньцзягоу Чэнь Бу вплоть до 16-го колена. Список начинается с Чэнь Бу и в пирамидальном виде заполняет всю заднюю стенку, 16-е колено теряется где-то в складках на полу. Чэнь Сяована и Чэнь Чжаокуя (19 колено) там еще нет. Наш гид (его номер вообще 20-й) утверждает, что через годик-два его гордое имя увековечат на этой самой холстине и потомки  на полном основании будут им гордиться. По бокам помещения располагаются портреты самых известных Чэней разных эпох с краткими биографиями. Правда, ваш покорный слуга отнесся к содержанию некоторых из них с изрядной долей  пессимизма. Например, про Чэнь Факэ пишут, что дескать, он создал «новый стиль» (синьцзя тоесть), а Чэнь Чжаопи пропагандировал коренной, то бишь «старый (лаоцзя) стиль». Очень длинный ряд авторитетных, не чэньцзягоусских, товарищей думают иначе, готов пристроиться к нему в хвост и  подписаться, что это не совсем так. Но сейчас не время и не место это обсуждать, как ни будь потом.

Чуть дальше на восток – мостик, под мостиком тот самый овражек, вошедший в название скромного селения, ставшего всемирно известным. Местные аборигены, не особо вникая в это обстоятельство, загадили его всяким хламом чуть ли не до верху. За мостиком, как сообщил наш гид, жил когда-то Чэнь Чансин, а он (гид), спустя почти двести лет, живет с ним хата к хате. Сосед, короче. Немного северней почти в центре поля, какой-то неизвестной мне сельхозкультуры расположены могилы отца-основателя Чэнь Вантина, а также Чэнь Факэ и Чэнь Чжаокуя. Стоит заметить, что имеется мнение некоторых западных, точнее американских товарищей, мол учитель Ян Лучаня Чэнь Чансин был не в ладах со своими родственниками, поскольку открыл страшные секреты семейной школы умерщвления себе подобных пришлому оборванцу, а точнее Ян Лучаню. И в связи с этим вопиющим и попирающим честь фамилии Чэнь обстоятельством его, Чэнь Чансина, похоронили не на родовом, семейном кладбище, а где-то на задворках. Товарищи здесь чуть-чуть лукавят или просто не в курсе. Нет у китайцев родовых кладбищ. Хоронят их, болезных, как сейчас модно стало говорить, по фэншую. То есть по геоэнергитическому принципу. Точнее по гороскопу усопшего и привязанной, в связи с ним, к его (усопшего) уже бывшей энергетике и энергетике местных пейзажей, где он преставился. На пейзаже особо не разгуляться, частная собственность и все такое, плотность населения, опять же, людям жить негде, что там бренные останки. Хоронили покойников где попало, чаще всего на полях с сельхозугодьями. В случае же с нашими дорогими покойниками, ну не сохранилась могила Чэнь Чансина, сравнялась с землей, стала солью её, проросла в виде злаков. Это сейчас, когда тайцзицюань Чэнь стал популярным, построили надгробные камни над могилами знаменитых Чэней.

Поскольку в Чэньцзягоу уже все посмотрено и увидено, и поскольку ваш покорный слуга отстрелялся на соревнованиях, от нечего делать он хватает камеру и начинает снимать что ни попадя. Тем более, сегодня вечером показательные выступления.

Мне об этом сообщили слегка пьяненькие китайцы из Баоцзи, с которыми я в некотором роде уже скорешился (не подумайте, что на предмет алкоголя, просто китайцы чрезвычайно общительный народ и деваться от них тут, в Китае, совершенно некуда). Для среднестатистического же коренного жителя Поднебесной принять на душу за ужином бутылочку циндаосского или какого другого пивка, не говоря о стаканчике–другом китайской водочки – косорыловки (зело противное на вкус и запах пойло, как они ее только пить могут?) привычное дело. Так что, после ужина, подавляющее большинство Срединного государства пребывает в слегка подвипившем состоянии.

С демонстрацией своих способностей выступают всякие чемпионы и прочие известные люди. Все больше местные, хэнаньские. Исключением было выступление каких то тетечек бальзаковского возраста, сплясавших довольно замысловатый танец с веерами, незаурядно и красиво, что-то вроде хоровода, только позаковыристей. Сын Ван Сианя (цзиньгана из местных), который из двух, то ли Ван Чжаньхай, то ли Ван Чжаньцзюнь, врать не буду, большой дока на предмет туйшоу, удивлял почтенную публику работой даньтяня. После каких то пасов руками взял блины от штанги штук пять и весом от кило и больше, улегся на пол, клал их один за другим на низ живота и ловко подбрасывал вверх. Блины хоть и были разного веса, но всякий раз взлетали на высоту не меньше метра. (Ваш покорный, не в меру впечатлительный слуга позже пробовал повторить сей подвиг. Железяка подпрыгнула совсем не высоко и упала туда, куда он, покорный слуга то есть, совсем не рассчитывал. Было больно. Совершать дальнейшие попытки без специальных средств индивидуальной защиты было боязно). Далее, симпатичный такой старичок из местных, большой любитель тайцзицю (мяча тайцзи), по имени Чэнь Цинчжоу, выпустил на ковер команду из америкосов во главе с самим собой и давай кидать и крутить эти самые мячики в разных вариациях. С ковра возвращались все потные и довольные собой. Ваш покорный и не в меру любознательный слуга тут же прикинул на вес сей предмет (мячик), вес оказался не таким запредельным, у нас в зале на Шпалерной потяжелей будет, правда мы его (мячик, опять же) и не кидаем вовсе, так, все больше у стенки крутим по рекомендациям и советам дедушки.

Еще один местный седенький старичок из Чэньцзягоу демонстрировал форму, как здесь принято называть, лаоцзя, то бишь старую, в смысле изначальную, коренную форму Чэнь тайцзицюань. Чуть ли не вслед за ним выходит Ма Хун, объявляется, что он делает самую, что ни есть лаоцзя (старую) форму. Извиняйте, товарищи китаёзы, думаю, дедки-то делают совсем не однозначные вещи, ну непохожие у них лаоцзя какие-то. Между нами говоря, здесь и зарыт корень разногласий между так называемым «синьцзя», то есть новым, и «лаоцзя», в смысле, старом, стилях Чэнь тайцзицюань.

 По одной, «деревенской», версии считается, что Чэнь Факэ приехавши в Пекин и набравшись там всяких сомнительных, столичных модных штучек создал «новый», в отличие от того, «старого» и, соответственно, «правильного», стиля с которым в 28-м году он выехал из Чэньцзягоу, который позже и позабыл за ненадобностью. Потом научил своего младшего и любимого сына Чэнь Чжаокуя тому самому «новому» стилю и спокойно отошел в мир иной. Нестыковочка получается. Чэнь Факэ в совершенстве владел стилем своего прадеда Чэнь Чансина, который получил от отца. Чэнь Чжаокуй жил рядом с отцом на протяжении 30 лет и не мог изучать ничего другого, как стиля своих предков. До глубокой старости Чэнь Факэ отстаивал звание «Первого в тайцзи», которое ему дали пекинские профессионалы от ушу, и вдрызг колошматил всех сомневающихся. Правда, в силу природной тактичности, а также вследствие филигранного владения техникой тайцзицюань, никого не поувечил, за что его очень сильно уважали. Тому есть множество примеров. Зачем ему было что-то менять, техника, заточенная на живом, а скорее умерщвленном или сильно покалеченном материале в лицах безвестных разбойниках на протяжении столетий работала исправно и чрезвычайно эффективно. Иначе от Чэней, как бойцов никого бы не осталось, те же разбойники и бандюганы порвали бы их на клочки с большой охотой и энтузиазмом при первой же возможности. Чего в ней было улучшать? Зачем велосипед изобретать, все, что нужно уже было и хорошо работало. В Чэньцзягоу после  отъезда Чэнь Факэ ведущих мастеров не осталось. Причина в том, что профессия охранника караванов изжила себя – в Китае стало массово появляться огнестрельное оружие, проще стало нажать на курок, чем годами тренироваться. Чэнь Факэ был одним из последних могикан. Еще одним из могикан был его племянник Чэнь Чжаопи. Он был сыном Чэнь Дэнкэ, двоюродного брата Чэнь Факэ. Он, правда, занимался аптекарским бизнесом, как его предок, уже известный нам Чэнь Дэху. Профессиональными караванщиками всегда были люди по линии Чэнь Чансина. В Чэньцзягоу тайцзи хоть и занимались все и вся, но все же у представителей разных линий родства стили (скорее, конечно, подстили) отличались один от другого. Разумеется, никто не имеет право умалять достоинств и подвергать сомнению мастерство Чэнь Чжаопи. Он был Мастер с большой буквы. Как говорилось, Чэнь Чжаопи торговал лекарствами, в том числе занимался и поставками в Пекин. В Пекине, благодаря усилиям Ян Лучаня и сыновей тайцзицюань стал очень популярным времяпровождением в столице Поднебесной тех времен. Скорее всего, Чэнь Чжапи победил в поединке кого нибудь из столичных, доказав состоятельность своего тайцзицюань и вскорости набрал учеников. Потом его пригласили преподавать за очень неплохие деньги на юг, в Наньцзинь, где он и находился до преклонного возраста, пока не вернулся на родину в Чэньцзягоу. Там обнаружил полнейший разброд и шатание, быстренько организовал занятия тайцзицюань под своим началом. Здесь стоит отметить, что у него был свой подстиль от Чэнь Дэнкэ, отличавшийся от того, который практиковал Чэнь Факэ. Перед смертью Чэнь Чжаопи завещал своим деревенским ученикам (Чэнь Сяовану, Чэнь Чжэнлэю, Ван Сианю, Чжу Тяньцаю и другим) заниматься тайцзицюань у Чэнь Чжаокуя, сына Чэнь Факэ, ведущего мастера и чжанмэня в то время стиля Чэнь. Те его пригласили при удобном случае, и то, что он им стал давать, разумеется, показалось им совершенно новым (синь) в отличие от того старого (лао), которым они уже некоторое время занимались. С тех пор «деревенские» стали практиковать две формы (точнее четыре, если добавить «паочуй» и помножить на два), то бишь старую (лаоцзя) и новую (синьцзя). По мере роста популярности Чэнь тайцзицюань «лаоцзя» превратилась в торговую марку. У китайцев такой менталитет, если старое, значит правильное, чем старее, тем лучше, соответственно дороже. И, коль обозвали «старой» формой подстиль Чэнь Чжаопи, а подстиль Чэнь Чжаокуя «новой», так стало тому и быть. Тем более Чэнь Чжаокую возразить на это нечего, он с 1981 года неживой. Красивую картину портит разве что Ма Хун, сильно не согласный с таким положением вещей. Он называет, и абсолютно справедливо, «старым» стилем стиль Чэнь Чжаокуя, а «новым» стиль Чэнь Чжаопи, поскольку тот 30 лет жил вдалеке от учителей (Чэнь Дэнкэ и Чэнь Факэ) и, как следствие, кой чего подзабыл и изменил. За что его (Ма Хуна) сильно в Чэньцзягоу не любят. Ваш покорный, миролюбивый слуга сказал бы, мол, ребята, не ссорьтесь, вы и так круты как гора Джомолунгма и Пик Коммунизма, у вас у всех «лаоцзя», разве что по разным линиям родства. Только слушать ведь не станут моего особого авторитетного мнения, оно тут равно минус бесконечности в силу чрезвычайно низкой популярности вашего покорного слуги в данной местности, не заслужил еще.

В общем и целом все мероприятие, это я про показательные выступления, вышло живым, веселым и жизнерадостным. Под занавес, как по сценарию, хотя такого ни в жизнь не запланируешь, на ковер выскользнул из рук зазевавшихся родителей мальчуган года-полутора от роду. Еле на ногах стоит, а туда же, шельмец, насмотрелся тут, а может и корни опять же тайцзицюаньские, давай делать цзиньган дао дуй, ножкой топать об ковер и кулачком об ручку стучать, ей Богу не вру. Народ чуть не зарыдал от восторга,  такая вот преемственность.

Так проходит несколько дней и пребывание нашего пестрого коллектива в гостеприимной Хэнани начинает затягиваться. Коллектив ёрзает, по домам разъехаться хочет. Ваш покорный слуга, разумеется, по дому тоже скучает, но не спешит. Все что предполагалось, здесь я уже увидел, было интересно и поучительно. А теперь нужно ехать обратно в Хэбэй, в Шицзячжуан, в школу и, наконец-то заняться делом…

                                                                   СПб – Чэньцзягоу                                                                   Май 2004.